Стихи | Проза | Музыка | Культура/Искусство | Религия | Ремесленники | Фестивали, ярмарки, праздники | Идеи | Общества | Блоги |
|
У царя Микидона было три сына и все нежанатыи. Вот они просются:
— Батюшка, жани нас.
— Нет, дети, вы сами уж взрослаи, ищитя сабе нявесту. Я тоды могу свадьбу сыграть, бал собрать, на пир гостей созвать.
Те ребята собралися обдумливать сабе нявесту, иде какую кому свататься, и придумали:
— Давайтя мы сабе поделаем стрелы.
Поделали они стрелы, и такой у них уговор: куды попадет стряла ихняя, там и ихняя нявеста.
Вот первый брат натянул свою стрялу-луч и выпалил стрялу. Попалась стряла в государской дворец.
Другой брат натягиваеть свой луч и выпускаеть стрялу. Попала яво стряла, и пошел он разыскивать свою стрялу в княжецкам дворцу.
Потом заряжаеть свою стрялу, наставляить свой луч Иван-царевич. Выпаливаеть свою стрялу прямо в речкю. Пошел он ее отыскивать и нашел свою стрялу в речке. И заплакал Иван-царевич. Плачет Иван-царевич, и по речке раздаются волны. Раздаются волны — в зубах нясеть она яво стрялу, Марья-царевна-лягушчонка, и говорить:
— Квак-квак! Что, Иван-царевич, вы плачетя?
— Ну, — говорить, — как жа ня плакать: все мои братья нявестьяв нашли, а мне, — говорить, — нявесты нет...
— Ну, да что жа, буду и я твоя невеста.
Ну, хуть и ня ндравится Иван-царевичу, а судьба довяла.
Приходить к отцу, объявляить отцу, что «у меня нявеста есть». Хотя совестно сказать, что лягушчонка нявеста, ну, все жа сказал.
Те братья хохотом принаполнилися. Подняли брата на смех. Вышел отец и говорить:
— Полно вам грохотать, пора за дяла браться!
Первому брату, большому сыну, приказал утирку принесть. И второму так же, по утирке им. И Иван-царевичу велел утирку принесть.
Да, пошли они, заказали своим жонам, что «батюшка требует от вас по утирке в подарок».
Приходя Иван-царевич к речке и слезно плача. Плывет яво лягушчонка:
— Ква-ква! Что, Иван-царевич, плачешь?
— Как жа мне ня плакать? Мой батюшка приказал утирку принесть — игде я ее возьму?
— Ну, ляжись спать, утро мудрянея вечера. Там палатка выстроена прекрасная, лег он спать в этой палатке. Выходя Марья-царевна прекрасная, махнула рукавом:
— Собирайтеся, мамки, няньки, ткать утирку, какой батюшка мой утиралси.
Те собралися, подали ей такую утирку — лучше, чем батюшка утиралси, разными морозовыми цвятами. Наутро поднимается Иван-царевич и нясеть своему отцу родному утирку.
Те подали утирки. Одна хороша утирка — у старшего сына; у середнего — яшшо лучши. А Иван-царевич подал утирку — и нельзя описать: красивей всех и лучши всех!
На другой день задаеть он им, чтобы принясли все по скатерти. Большай брат пошел своей заказывать, середний своей, а Иван-царевич опять заливается слезьми...
Раздвоились на речке волны — плыветь лягушчонка, спрашивая;
— Ква-ква, Иван-царевич, что плачешь?
— Как жа ня плакать, батюшка приказал мне принесть скатерть, а игде я ее возьму?
— Ну, Иван-царевич, ляжись спать, утро мудрянея вечера. Лег он спать — выходить Марья-царевна прекрасная, Васи-лица, махнула рукавом:
— Мамки, няньки, собирайтеся суда ткать скатерть Иван-царевичу в точности такую, как у мово батюшки на столе.
Выткали они скатерть — такая скатерть прекрасная: по краям узорами — лясами, посередине — морями.
Наутро встал Иван-царевич, взял подмышку и пошел. Собралися братья. Стал отцу больший брат подавать — такая жа красота, так хороша! Отец радуется. Подал другой сын — яшшо лучши. Больший брат на Иван-царевича говорить:
— А ты что от своей лягушчонки принес?
Подаеть он отцу, Иван-царевич, скатерть — какая жа красота выткана: и морями, и лясами, и звезд очкями, и месяцами, и кораблями! Невозможно вздумать и невозможно сказать, не видал он отродя таких скатертей в своей жисти.
Потом он им даеть такое приказание: сказываеть-приказываеть, чтобы испякли по пирогу. Энти пошли к жонам заказывать, Иван-царевич опять пришел к речке, заливается:
— Где я, — говорить, — батюшке пирог возьму?
Раздается волна по речке, плывет лягушчонок:
— Ква-ква! Что плачешь, Иван-царевич?
— Вот мой батюшка приказал по пирогу принесть в подарок. Братья мои пошли жонам заказывать, а я где буду брать?
— Ну, Иван-царевич, ляжися спать, утро мудрянея вечера. Тот лег спать; вышла прекрасная Василица, махнула рукавом:
— Собирайтеся, мамки, няньки, пякитя мне пирог, какой мой батюшка ядал.
Испякли пирог. До того пирог вышел воздушен — всякими цвятами алыми, какия только бывають, все, все уставлены на пирогу!
Просыпается Иван-царевич, завертывая она яму пирог — нясеть он отцу в гостинцы.
Приносить больший брат — до того пирог хорош! А середний — и того лучши. Больший брат на Ивана-царевича говорить:
— А ты от своей лягушчонки, должно, не принес и с корки. Вынимая Иван-царевич из-за пазухи пирог, связанный в сал-хветке. Салхветка блистить — таких ня видал. А развязал он пирог — отродяся таких во всем свете не было — яшшо лучши всех! Теперь отец приказываеть им:
— Надо собрать бал, ваших жон посмотреть.
Эти пошли своим жонам заказывать убираться завтрашний день на гульбу.
А Иван-царевич призадумался, пошел к речке. Сел и обдумливаеть: «Энти жон привязуть — ну, я кого?»
Плыветь лягушчонка по речке, и раздается волна:
— Квак-квак, Иван-царевич, что ты слезно плачешь?
— Как жа, батюшка приказал нам завтрашний день с жонами приезжать на бал. А я с кем приеду, кого я покажу?
— Иван-царевич, ляжись спать. Утро мудрянея вечера. На утрие собираются они. Вымая она яму костюмы, галстуки — таких ни на ком не было. Как она яво нарядила!
Первый брат приехал с своей жаной — разукрашан, разодетай. Там их слуги встрявають, разувають, раздявають, в стульи сажають. Та сноха приехала роскошно одета, та — яшшо лучши. А Иван-царевич идеть один. Когда он пошел, она яво провожала и яму приказала:
— Тебе будут спрашивать: «Иде твоя жана лягушчонка?» — [скажи]: «А она, кажись, скоро приедить». Те братья сустряваются и спрашивають:
— Одет-то хушь хорошо, но хуть бы ты свою лягушчонку в коробку принес (на смех поднимають).
Вот поднялся вихорь, и пыль столбом, и коннай топот. Лягушчонка едя в карете — все стоня ды гремить. У коней яё из-под копыта огонь брызжа, из ноздрей дым валить. Карета яё в золоте убрата, сама в драгоцени вся наряженная.
Братья Иван-царевича спрашивають:
— Что за такая поднялася гул?
— Это моя лягушчонка в коробочкю плыветь.
Подъязжаеть к царскому дворцу. Ня ихние прислуги с нею, а свои сенные девки, кажная убрата — невозможно на нее глянуть. Все убраты — какая красота, какая чистота! Подскакива-еть Иван-царевич яё ссаживать, бяреть под руку. Яё прислуги вядуть, за ней хвост нясуть. Он с ней под ручкю к отцу подходить — отец сроду ня видал такой красоты.
Пошел у них пир на весь мир. Столы их этими скатертями убраты, утирки им на руки податы.
Марья-царевна не допьеть и в рукав льеть. Те снохи глядять — и сабе так же: не допьють и в рукав льють. Мясо она не доядая и мослы в рукав складая.
По кончания всяво пиру пошла у них танцыя. Махнула правым рукавом — вода в комнату полилась, море, поплыли гуси и лебеди, стали прякраснаи скирды по берягам. Махнула другим рукавом — полетели птички, запели пташки. И так гости заслухались, разочаровались — добре хорошо Марья-царевна такую бяседу проводить. А Иван-царевич растёть, на Марью-царевну не нарадуется — какая же она красота!
Пошла большая сноха также плясать-танцовать. Махнула правым рукавом — всяво свекра щами залила, махнула другим рукавом — лоб прошибла мослом. Середняя сноха за ней поспяшила и тожа яму по уху мослом ввалила.
Рассярдилси царь, прогнал их. Иван-царевича проводил с добрыми дялами.
Этот Иван-царевич вперед убяжал и взял яё шкурочкю сжег, Марьи-царевны, лягушачью.
Тут жа это время приехала она:
— Ах, Иван-царевич, что вы сделали, вы бы намного повременили — я бы была ваша жана!
На тот грех Кашшей Бяссмертнай и унес Марью-царевну. Заплакал Иван-царевич опять и пошел нявесел, головушку повесил.
Идеть старой старичок, встрелси яму навстречу:
— Что плачешь, Иван-царевич?
— Вот Кашшей Бяссмертнай унес у мене нявесту.
— Я табе дам клубочек, куда клубочек покотится, туды ты и иди, — говорить тот старичок.
Теперя идеть он, клубочек котится — два черта дярутся. Подходя:
— Что вы дяретеся?
— Ды вот мы делим вешши.
— Какия жа вешши?
— Дубинка-самобивка, шапка-невидимка и скатерть-самобранка.
— Ну теперя я вам их подялю. Связал им сорокаметровую оборку.
— Кто скорей до конца добежит, тот и получает вешши.
Они схватились за эту оборку и перехватывались, пока Иван-царевич не ушел с теми вящами.
А клубочек все котится. Прикатился клубочек под дубочек. Под этим дубочком стоит сундучочек. Откопал он этот сундучочек — там ляжить заяц. Вот он разорвал зайца — в нем утка. Он яё разорвал — в ней яйцо. В этом яйцу Кашшея Бяссмертного смерть.
Подходить он к Кашшею Бяссмертному дворцу. Там стоять львы, там стоять тигры, ревом рявуть и проходу Иван-царевичу не дають. Надел он шапку-невидимку, пустил дубинку-самобив-ку. Шапка-невидимка в дом яво пустила, дубинка-самобивка зверей яво покрушила.
Вошел он в дом — добре разукрашен, хорош дом у Кашшея Бяссмертного. Сидить Марья-царевна во светлице. Как она царевича увидала, и без памяти стала.
Кашшей Бяссмертнай учуял:
— Это кто жа пришел?
Набрасывается в дверь и чуть-чуть Иван-царевича не задавил. Иван-царевич яйцо раздавил и яво душу загубил. Тоды Иван-царевич свою царевну за руку брал, в праву шшоку целовал. Я там была, их сустрявала. А когда чай-то пила, по губам тякло, а в рот не попало. Вот и сказке конец.